«Призрак бродит по Европе»
«С момента аннексии Крыма в марте 2014-го призрак «гибридных» тактик (или угроз) преследует споры о безопасности в Европе и Америке. Это заставляет предположить, что речь идет о новой, высокоэффективной форме войны, которая создает комплексные угрозы для ЕС, НАТО и их соседей. Однако гибридные тактики не новое и не эксклюзивное (или премьерное) российское изобретение. Они стары так же, как война сама по себе, и западные страны часто использовали их элементы довольно эффективно, по меньшей мере на тактическом уровне», - это отрывок из статьи министра иностранных дел и европейской интеграции Молдовы Нику Попеску, написанной в январе 2015 года, когда он был старшим аналитиком Института ЕС по вопросам безопасности.
Старший аналитик Института ЕС по вопросам безопасности давал довольно распространенное для того времени определение гибридной войны. Вот оно: «Гибридная война включает ряд враждебных действий, при которых, вместо классического крупномасштабного военного вторжения, атакующая сторона стремится подорвать своего оппонента через различные акции, включая диверсионные операции, саботаж, хакерство и поддержку повстанческих групп. Она также предполагает распространение дезинформации (в целевых и третьих странах), оказание экономического давления и срывы энергетических поставок. Для успешного выполнения таких акций требуется хорошая интеграция между этими элементами, а также их подчинение некоему стратегическому командованию. Кроме того, обязательно, чтобы агрессор был в состоянии правдоподобно отрицать эти действия перед местным и международным сообществом».
Нику Попеску был уверен, что европейским странам, в отличие от Украины, гибридные атаки не грозят. «По-прежнему крайне маловероятно, что Россия попытается начать захват территорий членов НАТО с помощью «маленьких зеленых человечков». Но попытки дестабилизировать правительства и унизить как Евросоюз, так и НАТО через узкомасштабные операции - то, что некоторые называют «тыкать и прощупывать» - не являются невозможными», - заключил он.
Старший аналитик Института ЕС по вопросам безопасности явно недооценивал происходящие процессы. Мир разительно и безвозвратно менялся, и уже через два года, в 2017-м, в ЕС появился Европейский центр совершенствования для ответов на гибридные угрозы, то есть «широкий перечень методов и действий, направленных на уязвимости оппонента».
Как человек победил технологии
Надо отметить, что эволюцию за пределами военной теории понятие «гибридная война» переживало задолго до того, как оно получило новое звучание в среде военных аналитиков. Специалисты в погонах считают гибридными и наполеоновские войны, и Вторую мировую, и многие другие. Но вот наступил век технологий, затем осознание, что технологическое преимущество дает весьма краткосрочное доминирование, а потом и новый подход к ведению военных действий.Его еще в 2005 году описали в статье «Будущая война: возрождение гибридных способов ведения военных действий» генерал-лейтенант Джеймс Н. Мэттис, Корпус морской пехоты США, и подполковник в резерве Фрэнк Хоффман, Корпус морской пехоты США, тот самый, который через два года выпустит книгу «Конфликт в XXI веке: возрождение гибридных войн», ставшую стартовой вехой для экспорта «нового» понятия в политологическое сообщество.
«В Национальной стратегии обороны США определены четыре новых вызова или угрозы: традиционные, нестандартные, катастрофические и разрушительные, - писали Мэттис и Хоффман. - Ранее сценарии оборонительного планирования и планирование сил сосредотачивались на традиционных или конвенциональных вызовах. Хотя угрозы со стороны государственных акторов не исчезли, ясно, что США будут доминировать над конвенциональными противниками в ближайшем будущем. Однако существует вероятность, что какое-то государство может недооценить нашу решимость или обязательства, или какой-то безответственный государственный актор может предпринять действия, которые могут потребовать вмешательства США значительного масштаба».
Мэттис и Хоффман предупреждали, что «конвенциональное превосходство США создает убедительную логику для государств и негосударственных акторов перейти из традиционного режима войны к неким уникальным приемам или неожиданному сочетанию технологий и тактик для достижения преимущества». Поэтому военные специалисты рекомендовали «исследовать характер альтернативных вызовов и соответствующие инвестиции, которые США должны сделать, чтобы лучше подготовиться к предполагаемому миру, в котором противники станут нестандартными».
Мэттис и Хоффман предупреждали, что «так называемые нестандартные вызовы - терроризм, мятежи и волнения, война без ограничений, партизанская война и давление наркокриминала - увеличиваются как по масштабу, так и по сложности и будут представлять вызов интересам безопасности США в масштабах всего мира». «Такие нерегулярные вызовы стремятся использовать тактические преимущества в тот момент и том месте, которые они выбирают сами, а не подчиняться нашим правилам. Они стремятся накопить ряд небольших тактических эффектов, усилить их с помощью СМИ и информационной войны, чтобы подорвать решимость США. Это наш самый вероятный противник в будущем», - отмечалось в статье.
«Мы сталкиваемся не с диапазоном отдельных вызовов, а с сочетанием новаторских подходов - слиянием различных методов и средств войны. Эту беспрецедентную синтезу мы называем Гибридной Войной», - констатировали Мэттис и Хаффман.
Еще одно продолжение политики
С «возрождением гибридных войн» закончилась так называемая революция в военном деле и трансформация оборонного сектора на основе технологий. Важнейшим элементом новых концепций вновь стал человеческий фактор и признание человеко-центричной природы войны.«Виды войны, с которыми нам предстоит столкнуться в будущем, не могут быть выиграны за счет фокусировки на технологиях. То, что генерал Чарльз Крулак, бывший командир Морской пехоты, называл Трехблочной Войной, - довольно простой конструкт. Мы расширяем концепцию и начинаем говорить о добавлении нового измерения. Мы добавляем четвертый блок, который занимается психологическими или информационными аспектами операций. Этот четвертый блок - область, где вы можете физически не находиться, но куда мы передаем или транслируем наше сообщение», - предрекали Джеймс Н. Мэттис и Фрэнк Хоффман.
«Трансформация, таким образом, начинается и заканчивается в культуре и получает отражение в системе ценностей общества, поведении его членов. Во что верит народ, каково его видение своего будущего – все это сказывается на трансформации, которая оказывается сложным и изменяющим самого себя динамичным процессом, успешность которого во многом зависит от способности общества найти баланс между креативностью, готовностью к инновациям и неизбежной инерционностью военной организации», - размышлял над происходящими изменениями директор центра стратегических исследований «Ашрах» Рачья Арзуманян.
В итоге за полтора десятка лет сформировалась новая среда «безопасности», и определяющими в ней являются следующие характеристики: 1) многомерные военные операции и компании; 2) то, что их участники и взаимодействие между акторами могут быть глобальными и локальными, государственными и негосударственными, симметричными и асимметричными; 3) то, что взаимодействие невозможно разделить и классифицировать с четким выделением политической, военной, социальной или экономической составляющей.
Знаменитое утверждение выдающегося военного стратега XIX века Карла фон Клаузевица о том, что «война - это не более чем продолжение политики другими средствами», заиграло новыми красками. С началом современной гибридной войны средства ведения военных действий заметно расширились, а матрица «политика – война» стала еще более сложной.
«Теперь война представляет собой целый ряд возможностей. Иногда это может включать кинетические операции в сочетании с использованием негосударственных акторов. Иногда - запуск кибератак, направленных на критическую инфраструктуру вместе с кампаниями дезинформации. Возможности обширны, так же, как и способы их слияния или сочетания», - отмечал в 2021 году сотрудник Центра исследований мира при Арктическом университете Норвегии Арсалан Билал.
«О чем речь?»
То, что в 2015 году старший аналитик Института ЕС по вопросам безопасности Нику Попеску не разглядел всех реальных признаков современной гибридной войны, а также не смог спрогнозировать темпы приближения и масштабы таких войн, даже вполне понятно. Прежде всего потому, что он был специалистом по конфликтам, а не системным стратегом. А во-вторых, потому, что война стала как бы ускользающей.
Граница между военным и мирным временем в прямом смысле слова стала неясной. Выявить или определить порог войны более практически невозможно. «Нет лучшего друга, нет худшего врага», - так описывали суть этого ощущения Джеймс Н. Мэттис и Фрэнк Хоффман.
Всего за несколько лет ареной гибридной войны оказался весь мир. Обычные и нетрадиционные средства власти и инструменты субверсии, то есть свержения или опрокидывания, смешались и сплелись для использования слабых мест противника или оппонента и достижения синергетических эффектов.
Действительно, в этой новой философии войны гибридные атаки происходят в довольно неясном контексте. Такая неопределенность умышленно создается и усиливается самими участниками противостояния: во-первых, для того, чтобы осложнить ответ, а во-вторых - чтобы подрывать безопасность противника сразу на двух фронтах.
Первый проходит через области политики, военного дела, экономики, социума, информации и инфраструктуры целевого государства. Второй - идеационный, то есть относящийся к идеям, мыслям, и связан с легитимностью государства, самой основой взаимодействия государства и общества, основой власти и дееспособности государства. Гибридные действия на втором фронте направлены на подрыв социального контракта между властью и гражданами, подрыв доверия общества к государству.
Вот она, суть и канва гибридной войны. С одной стороны, это война всех против всех и на всех сегментах, с другой – у нее все та же холодная логика стремления к доминированию в интересах собственных элит.
Осознание этой логики поможет понять очень многие процессы внутри и вокруг нашей страны. В частности, сделанное в Вашингтоне заявление премьер-министра Румынии Марчела Чолаку о том, что «в Республике Молдова существует конфликт и гибридная война против Майи Санду и против демократического правительства». Или исключение из проекта Стратегии национальной безопасности положения о нейтралитете. Или настойчивые заявления представителей власти, что «в 2024 году гибридные атаки против Молдовы усилятся десятикратно». Очень тонкой гибридной войной против восстановившей свой суверенитет Молдовы является и политика всех румынских правительств на протяжении последних 35 лет… Россия в этой войне явно пассивна, сосредоточившись на поддержке Приднестровья.
Впрочем, надо признать, что смертельные игры на выживание привлекают всего треть молдавских граждан. Социологи из центра IMAS задали респондентам вопрос: «Многие политики из нынешней власти утверждают, что Российская Федерация ведет гибридную войну на территории нашей страны. Вы как считаете?». В ответ только 31% участников опроса согласились с приведенным мнением. 47% заявили, что подобное утверждение не соответствует реальности, а 18% и вовсе признались, что не понимают, о чем идет речь.
Возможно, такой результат – тоже следствие гибридной войны. Но тогда возникает вопрос: кто же в ней проигрывает?
Наталья Узун
Добавить комментарий