Коалиции закон не писан

Фото: jurnal.md

Ксения Флоря

Сразу же после оглашения предварительных итогов парламентских выборов 30 ноября, ЛДПМ, ДПМ и Либеральная партия, убедившись, что у них набирается комфортное большинство в 55 мандатов, приступили к переговорам о создании парламентской коалиции и распределении должностей.

Победитель нынешней предвыборной гонки - Партия социалистов, не успев отпраздновать победу, тут же ушла в глухую оборону. В распространенной на днях резолюции Республиканского совета партии говорится, что ПСРМ переходит в “жесткую оппозицию” к будущей проевропейской коалиции и будет “бескомпромиссно бороться с олигархами и евроунионистами у власти”. Как и следовало ожидать, КПД победы социалистов на выборах 30 ноября оказался равен нулю.

Впрочем, аналогичная ситуация наблюдалась и на досрочных выборах 2010 года, и на июльских выборах 2009 года, которые Партия коммунистов выигрывала с куда более впечатляющими результатами, чем сейчас социалисты. 48 мандатов коммунистов в июле 2009 года и 42 мандата в 2010 году тоже оказались для ПКРМ пирровой победой. К власти в РМ уже третий избирательный цикл подряд приходят далеко не лидеры предвыборного забега.

В Республике Молдова, как это ни парадоксально, нет четкого законодательного предписания, каким образом должна формироваться парламентская коалиция.

В Конституции РМ вообще нет понятий “коалиция” или “парламентское большинство”. Только в Регламенте парламента лаконично говорится, что “парламентским большинством считается фракция или коалиция фракций, объявленная в соответствующей декларации, охватывающая более половины избранных депутатов”. Но кто и как формирует эту самую “коалицию фракций” в документе не сказано ни слова.

К примеру, согласно положениям Конституции Украины, коалицию формирует партия, набравшая наибольшее количество голосов. Правда, в ходе нынешних досрочных парламентских выборов (они состоялись 26 октября), в соседнем государстве возникла правовая коллизия: Конституция Украины была написана под пропорциональную избирательную систему 2006 года, а выборы-2014 проводились уже по смешанной системе.

В итоге, согласно Конституции, формировать коалицию вроде как должен был “Народный фронт” Арсения Яценюка, получивший первое место по партийным спискам. Однако если приплюсовать к партийным результатам результаты по мажоритарным округам, больше всего депутатов оказалось у “Блока Петра Порошенко” и, получалось, что именно он должен был формировать большинство в Верховной Раде.

Если бы в Конституции РМ тоже было записано, что парламентскую коалицию формирует партия, набравшая на выборах наибольшее количество голосов избирателей, то к формированию парламентского большинства должна была приступить Партия социалистов, а не ЛДПМ, ДПМ и либералы.

“И это нормально, чтобы после оглашения результатов выборов президент предложил одержавшей победу партии приступить к формированию парламентского большинства. Если у нее это не получается, президент либо вызывает к себе лидера следующей по количеству мандатов партии и предлагает сформировать коалицию ему. Либо назначаются перевыборы. По крайне мере, это было бы неким соблюдением политической культуры”, - считает политолог Богдан Цырдя, проходивший на нынешних выборах по спискам ПСРМ.

Практика, когда именно партия, набравшая больше всего голосов на выборах, инициирует создание коалиции, принята во многих европейских странах. Поэтому ее часто называют “европейской традицией”. Например, в Великобритании премьер-министром обычно становится лидер партии, набравшей наибольшее количество голосов. Аналогичная практика действует в Норвегии, где монарх после парламентских выборов назначает лидера партии, набравшей наибольшее количество голосов, премьер-министром. Если с его кандидатурой соглашается стортинг – местный парламент.

В некоторых странах Евросоюза, например, в Германии партийные коалиции формируются еще до парламентских выборов. Партии договариваются и объявляют, что в случае завоевания необходимого числа мест в законодательном собрании будут править совместно, тем самым стимулируя свой электорат к поддержке всех членов коалиции. В этом случае избиратели получают такое же право “прямого голоса” в выборе будущего кабинета и его политического курса, как и при режиме однопартийного парламентского большинства.

Впрочем, в ряде европейских государств (как правило, “проблемных” в национальном плане) действует такой же механизм формирования коалиции, что и в Молдове – кто договорился, тот и правит. Например, в Латвии на парламентских выборах 4 октября этого года победу с незначительным отрывом одержала пророссийская партия “Согласие” мэра Риги Нила Ушакова (она выиграла уже вторые выборы подряд, набрав 23,13% голосов и получив 24 мандата из 100). Однако “Согласие” так и осталось в оппозиции: правящей коалиции удалось сохранить большинство в латвийском парламенте.

Такая же картина наблюдалась и в Бельгии после парламентских выборов-2010. Тогдашние выборы привели к победе националистической партии Новый фламандский альянс. Лидер НФА Барт Де Вевер, учитывая затяжной политический кризис, вполне мог стать премьер-министром. Однако активно продвигаемый им политический курс на автономизацию, а затем и полную независимость Фландрии, не нашел поддержки у политического истеблишмента страны. Для того чтобы вывести Де Вевера и его партию из игры на федеральном уровне и преодолеть серьезный внутриполитический кризис, длившийся более года, крупнейшим политическим силам Бельгии удалось создать хрупкую правительственную коалицию во главе с Элио Ди Рупо и все-таки оттеснить НФА.

Так что, как считает политический аналитик Игорь Боцан, “мы вполне вписываемся в европейские практики”. И то, что в молдавском законодательстве не прописано, кому именно должно принадлежать право первородства в формировании правящей коалиции, по словам Игоря Боцана, “не значит, что социалисты или коммунисты не могут объявить и начать свои переговоры о формировании коалиции, выйдя на представителей других партий. Просто они этого не делают, исходя из вероятностных соображений. И я считаю, что это пагубно”.