Николас Никула: Когда мы говорим об экономике – мы должны считать. Все остальное – эмоции

Фото: businessclass.md

Мы часто говорим о пропасти между властью и бизнесом, однако на самом деле все мы плывем в одной лодке, и бизнес интересуют те же проблемы, что и государство в целом. Более того, создается впечатление, что бизнес в некотором роде идет впереди власти, на ощупь определяя государственные приоритеты. Что общего между российским эмбарго и умением считать деньги, коррупцией и монополиями, менталитетом и развитием, дилетантством и энергоНЕэффективностью – об этом в интервью Ирине Астаховой рассказал глава группы компаний Acvila Николас Никула.

- Господин Никула, Ваша компания является одним из 10 ведущих производителей ковров в регионе. Торгуете ли Вы с Россией, есть ли у Вас такие же проблемы с экспортом, как и у молдавских сельхозпроизводителей, и как Вы с этими проблемами справляетесь?

- Я думаю, ответ очень простой: проблемы есть у всех, просто одни об этом говорят, а другие нет. Мы отправляем на российский рынок около 50 процентов продукции Covoare-Ungheni. И у нас тоже были проблемы - как в этом году, так и три, четыре года назад, во время винного эмбарго. Но мы решаем их, вплоть до того, что платим больше налогов. Мы судились с таможенным департаментом России - кстати, выиграли суд. Без лишнего шума.

Когда мы говорим о торговле, вопрос нужно ставить по-другому: как ты занимаешься бизнесом. В чем проблема вообще? Если ты торгуешь на грани, то есть цена, по которой ты можешь продать свою продукцию, – 10 леев, а себестоимость 9,90, то, конечно, у тебя есть проблема – эффективности твоего бизнеса. Но если у тебя цена 10 леев, а себестоимость 5 или даже 3 лея, то ты намного эффективнее работаешь, и у тебя есть резерв, чтобы компенсировать потери. Потому что, в любом случае, все сводится к деньгам. Когда мы говорим о бизнесе, об экономике, - мы должны считать. Все остальное - это эмоции, разговор ни о чем.

Если говорить о молдавских фруктах, то, думаю, проблема не в России. Недавно я ехал на велосипеде вдоль персикового сада, и у дороги продавали персики. Продавцы объявили мне цену – 24 лея за килограмм. В Греции или в Германии цена на персики будет приблизительно такой же, но фрукты уже будут доставлены в супермаркет, упакованы, с них будут уплачены все налоги. Оптовая цена персиков – выше 50 центов нет нигде. Если вернуться к торговцам у дороги – они, считай, продают мне персики по оптовой цене, дополнительных расходов в себестоимости нет, они не платят налоги, не тратят деньги на упаковку, транспорт, логистику. И здесь у меня возникает вопрос: почему их цена такая высокая?

Наша компания может позволить себе продавать свою продукцию на 20% дороже, по сравнению с конкурентами, - за счет качества, услуг и т.д. Этот резерв у нас есть. Почему персики продают по 24 лея – для меня загадка. Либо наши сельхозпроизводители так плохо работают и себестоимость их производства настолько высока. Либо созданы такие условия, когда можно продавать по 24 лея.

Мы говорим о том, что Россия ввела эмбарго, и для наших персиков это проблема. Но если мировая цена на персики 50 центов, а у нас персики такие же хорошие и мы можем продать их по 30 центов, - то какая у нас проблема с эмбарго? Я не понимаю. Тогда проблема не с эмбарго, а с тем, что мы что-то неправильно делаем, проблема не внешняя, а внутри страны.

Когда мы говорим о торговле между странами – экономика есть экономика, ее не загонишь никуда и ничем, никакими эмбарго, она как кошка все равно должна упасть на лапы. Так должно быть. Да, сложно, но надо засучить рукава и что-то делать.

- Почему же молдавская экономика никак не становится на четыре лапы, в чем ее главная проблема?

- Главная проблема ясна практически всем – это монополии, которые создаются, чтобы какие-то группы имели сверхприбыли за счет ограничения деятельности других. Во всех странах действует очень жесткое антимонопольное законодательство, при помощи которого общество борется с этим явлением. У нас же они процветают.

- Но можно сказать, что у Вас в коврах тоже монополия – в народном понимании. Ваша компания – самый крупный производитель ковров в республике и значит самый крупный продавец на молдавском рынке?

- Не совсем правильно. Да, наша компания – самый крупный производитель ковров в Молдове, но на внутреннем рынке она продает всего около 3-7 процентов своей продукции, остальное идет экспорт. То есть мы производим раз в 15 раз больше, чем наш рынок потребляет. При этом в Молдове продается около 60 процентов импортных ковров.

Однако – интересный факт - на внешних рынках я конкурирую с теми же производителями, что и на внутреннем, и там я у них выигрываю. А на молдавском рынке не могу с ними конкурировать. Почему так получается? Потому что, когда я иду со своими 93% на экспорт, там уже нет никаких монополий, там жесткая конкуренция.

У нас в Молдове очень примитивное понимание монополии – прямо противоположное пониманию в Европе. У нас считают: если у тебя большой бизнес, то ты монополист. Но крупный бизнес может работать в рамках закона. Во всем мире у людей четкая ассоциация монополии не с размерами, а с коррупцией.

Расскажу о том, что произошло со мной в Румынии, к примеру. На нашу компанию написали жалобу в антимонопольный комитет Румынии о том, что мы оккупировали румынский рынок. И я посмеялся, потому что мы занимаем на румынском рынке со своими коврами не больше 7 процентов. Я смеялся до тех пор, пока в нашем офисе не появился спецназ – в масках, как положено, забрали все компьютеры, чуть не арестовали нас. За что? За 7 процентов рынка?

А потом мне наши юристы объяснили, что такое антимонопольный комитет. Эта структура действует как антикоррупция, но она в 10 раз сильнее. Потому что как можно чиновникам извлечь экономическую выгоду? Через монополию: одним дать возможность что-то делать, а всем остальным закрыть дорогу. Вот если бы я договорился с чиновниками, чтобы только я продавал ковры на местном рынке, а остальные не могли бы этого делать, это была бы монополия. Даже если я не самый крупный.

В мире, когда кто-то говорит о монополии, люди задают вопрос: а нет ли здесь коррупции? Монополизировать рынок, как Майкрософт, например, - это рассматривается в последнюю очередь. В нашем понимании Никула монополист, потому что он больше всего ковров производит. Но ведь он занимает всего 20% молдавского рынка. И чтобы не получилось, что кто-то другой монополист на молдавском рынке, а не Никула.

- А чем закончилась история в Румынии?

- История в Румынии ничем не закончилась, все благополучно завершилось, потому что не нашли там коррупции. Меня удивило: не обязательно быть большим, чтобы тобою занялся антимонопольный комитет.

И я хотел бы отметить еще одну вещь, свойственную нашему пониманию. В Молдове я не сводил бы все только к коррупции. Потому что проблемы для развития бизнеса здесь могут создавать просто из непонимания, отсутствия культуры, незнания законов, примитивного непрофессионализма. Почему так происходит?

Возможно, срабатывает провинциальная зависть, незрелость общества. До 1991 года мы все были более или менее равны в финансовом плане. Сегодня я встречаюсь с людьми, с которыми еще 25-30 лет имел одинаковую зарплату в 100 рублей, а теперь наше положение может разниться в сто и в тысячу раз.

Обида людей на то, что мы не в равных финансовых условиях, иногда толкает их на создание препятствий. И речь не всегда идет о коррупции в чистом виде, когда чиновники хотят заработать на «ручном регулировании». Это не всегда заранее продуманные умные схемы с далеко идущими результатами, а наоборот, это может быть просто психологическое сопротивление из-за личных проблема.

Поэтому борьба с коррупцией и монополиями не должна сводиться только к полицейским методам, по моему мнению. Здесь ошибка. Проблема в нашем менталитете, его надо менять. И я думаю, что государство должно играть здесь ключевую роль. Все идет от головы. В госаппарате должны работать грамотные, хорошо подготовленные люди, которые не трактуют законы по своему усмотрению.

- Недавно Ваша компания получила тарифы на поставку электроэнергии, которую Вы производите на станции солнечной энергии. Почему Вы занялись альтернативной энергетикой?

- Альтернативной энергетикой мы начали интересоваться два года назад. Интерес был вызван исследованием энергетических рисков для нашей группы компаний и поиском путей их предотвращения. В результате мы выделили два перспективных, на наш взгляд, направления: выработка электроэнергии при помощи солнечных батарей и геотермальные системы отопления.

По первому направлению мы построили станцию, работающую на солнечной энергии, мощностью в 500 кВт. Это самостоятельный бизнес, получаемая электроэнергия предназначена для продажи. Потреблять эту энергию самостоятельно проблематично – ночью ее нет. Когда она поступает в сети днем – все компенсируется общим потоком.

- Обеспечение энергобезопасности – один из приоритетов для нашего государства. Можно ли сказать, что Ваша компания в этой сфере действует в особых условиях?

- К сожалению, мы уже столкнулись с проблемами, которые наоборот свидетельствуют о незаинтересованности чиновников в развитии этой сферы деятельности. Наш проект финансировался ЕБРР, мы получили кредит на пять лет, общая стоимость проекта почти полмиллиона евро. То есть, изначально предполагалось, что окупаемость проекта составит примерно пять лет. Однако мы получили такие тарифы, благодаря которым расходы на наш проект на самом деле будут покрываться в два раза дольше. Если бы мы знали это с самого начала, то вряд ли взялись бы за реализацию проекта.

По закону, Национальное агентство по регулированию в энергетике (НАРЕ) устанавливает тариф, по которому закупается энергия из альтернативных источников. Так как производство такой энергии обходится достаточно дорого, в европейских странах устанавливается более высокий тариф для альтернативной энергии, чтобы мотивировать производителей. Рассчитываться он должен исходя из окупаемости проекта.

По правилам бизнеса, в безрисковых зонах окупаемость проекта должна составлять 5-7 лет, в условиях более рискованных экономик, к которым относится и наша страна, инвестиции считаются выгодными, если они окупаются за 3-5 лет. И конечно, инвестировать в молдавскую экономику, если проект окупается 10 лет, никто не будет. Понятно, что такое вложение не выгодно.

- Вы же просчитывали свои инвестиции. Какой смысл был вкладываться?

- В этом и загвоздка. Тариф устанавливается уже после того, как ты не только построил, но и сдал объект в эксплуатацию. Получается, что тебе дают цифры, после того, как ты вложился. Хотя изначально в законе написано, что тариф будет рассчитываться исходя из вложений. И мы понимали, что это направление будущего. В западных странах, например, уже сейчас говорят о 20-30 процентах альтернативной энергетики. В нашей стране, насколько мне известно, также поставлена задача увеличить ее долю. Но кого такая ситуация будет мотивировать? Если такими темпами мы будем развивать альтернативную энергетику, то даже 10 процентов будем вырабатывать через сто лет.

- Но ведь эти высокие тарифы скажутся на тарифах для потребителей?

- Практически не скажутся. Они могут отразиться на себестоимости энергии поставщика – в данном случае – RED-Nord, сети этой государственной компании обсуживают Унгены. Но насколько? Ведь наши поставки мизерны – по сравнению с общим объемом электроэнергии. Если RED-Nord закупает электроэнергию из традиционных источников, допустим, по 1 лею, а у нас они будут покупать по 1,90 лея (установленный для нас тариф), то себестоимость увеличится, ну может быть, на 0,05 бана. Мы просили тариф на уровне 2,20 лея. Разница просто ничтожная для наших объемов. И поэтому я не понимаю, почему этот вопрос является такой проблемой.

Ведь мы сейчас закладываем фундамент будущей экономики и будущих экономических отношений. Завтра газ, возможно, будет стоить уже не 300 и не 400 долларов, а все 800. И тогда электроэнергия из традиционных источников будет стоить не лей, не два, а три. В этом случае, наши поставки станут даже выгодными для сетей. В мире так считают и вкладываются в будущее.

- Что мешает, по Вашему мнению, внедрять в Молдове эффективные технологии?

- Даже при декларируемой государственной поддержке, сдвигов у нас ни в какой области не будет, если будет процветать дилетантство. Я думаю, что в правительстве должны появиться люди, которые следят за научными разработками, разбираются в технологиях и заинтересованы в их продвижении на государственном уровне.

К примеру, вот у меня перед глазами ответ Агентства по энергоэффективности на наше предложение разработать программу внедрения в республике геотермальных систем, стоимость отопления с помощью которых практически в два раза ниже, по сравнению с газовыми установками. На мой взгляд, это очень интересное направление, энергоэффективность которого признана во многих странах мира. В США, например, начиная с 1992 года, устанавливается по 2 тысячи систем ежегодно.

Кроме того, здесь есть некоторые научные нюансы. Уже появляются результаты научных разработок по усовершенствованию установок, и в ближайшем будущем отопление с помощью этих систем может быть не в два, а в пять раз дешевле, чем при использовании газовых. Если мы думаем о будущем, то надо уже сегодня инвестировать в такие установки.

Считаю, что в интересах государства поддержать это направление. Однако нам ответили в Агентстве энергоэффективности, что для них это не такой интересный вопрос – в плане энергоэффективности. А какой интересный? Альтернативные источники энергии в мире по пальцам можно пересчитать. И развивать их надо начинать уже сегодня, потому что речь идет об энергобезопасности страны.

Менталитет и недостаточная подготовка наших чиновников – проблема, которая, по моему мнению, тормозит развитие страны. В мире уже все просчитано, нам нужно только перенимать эффективные и выгодные для нашей страны системы и схемы развития. Однако мы уже больше 20 лет топчемся на месте и постоянно жалуемся на бесконечные кризисы, - потому что не можем идентифицировать нашу же выгоду, или потому что просто не научились работать. Такой бесперспективный эмоциональный подход нужно менять на прагматический, нам необходимо учиться считать и жить по жестким правилам рынка.